Этот текст Дима посвятил своей знакомой Ольге Мигуновой, которая погибла в автокатастрофе за год до смерти Димы.

Когда-то я слушал Кинчева и еще весь мир подмигивал, улыбался и манил мое молодое сердце будущими приключениями и испытаниями. Еще читался Крапивин, еще происходил коммунарский сбор, еще впереди были дороги, открытия и новые люди на пути.

Мое поколение открывало для себя Птюч, начинался Мумий Тролль, политика не волновала совсем, своя личная индивидуальная оригинальность (или оригинальная индивидуальность – тогда было неважно) была самым важным открытием.  »Я» было много и оно спешило крикнуть в мир – «Я ЕСТЬ!»

Открытием было все. Дон Хуан у Кастанеды двигал точку сборки, потребительский фаст-фуд выглядел откровением (мы же не знали ничего про индустрию, про здоровье после Макдолнальса и Майкл Мур еще не был героем). Тогда мы все вместе смотрели Тарантино, по улицам ходили скины в «мартинах» и «гриндерах», еще бегали и совершенно бесплатно «толкиенутые» поморские эльфы и первые клубные тусовки были еще сакральны и недоступны (ты придешь в «подвал» ?- да!)

Мое поколение не очень думало, откуда берутся деньги на еду, и не ездило на личных авто, и не думало, где взять деньги на оплату ипотеки. Еще не было нулевых, но было творчество. И вся страна в корчах переползала в новое капиталистическое настоящее, и рвалась на слабых местах, и зияющие прорехи, увеличиваясь на глазах, разделяли население на тех, кто остался и тех, кто переполз, генерируя большие острова безвременья с удивленными советскими взрослыми детьми, которые смотрели на то сверкающее удивительное порнографическое постиндустриальное море рынка, которое заполняло собой вдруг и в одночасье, лишившуюся стен уникальную лабораторию по созданию нового советского гоминида в стране под названием СССР.

Тогда я познакомился с Ольгой Мигуновой.

Она уже фыркала при словосочетании «русский рок», уже со сверкающими глазами рассказывала про Англию, сыпала именами Поланика и Уэлча, постоянно «таргиторовала» и «маркетинговала» и, слушая ее, я каждый раз понимал, что где-то есть великая электричка современности, на которую так хотелось попасть.

На встречи она приходила с толстой тетрадкой, где отмечала карандашами разного цвета стадии проекта, на прощанье всегда дарила пару флайеров с очередного модного пати с инфернальными ди-джеями, и каждый раз запускала в наш общий воздух пару терминов, которые я потом долго расшифровывал и упаковывал в свою частную ноосферу.

Она была в курсе всех событий, от перечня команд «Ночного дозора» до последних политических сплетен нашего поморского истеблишмента. Презрительно фыркая на мои попытки соответствовать ее степени информированности, нашпиговывала комментариями с такими деталями, что только и оставалось открывать рот и внимать.

Еще сидел в Белом Доме рыжий наш и сейчас такой родной Ефремов, еще проходили «Рубилово Напрочь» в «Луче», а она уже была – Ольга Мигунова.

С добрым сердцем, с бешеной энергией и бесконечным любопытством, с хрупкой и доверчивой душой ребенка, который тщательно притворяется взрослым, потому что может опираться только на себя. С аристократическими корнями, запашками денди, ошрамленным сердцем, которое понимало и чувствовало всю экзенцистиональную глубину мира. С сердцем, ненавидящим и непринимающим пошлую фальшь неискреннего мира, который неумолимо проминал всю нашу вселенную…

Практически все мое поколением живо, повзрослевшее, одитятившееся, закредитованное и уже в колесе, в колесе… Она первая ушла, сорвалась, спрыгнула туда, где мы все, все наше поколение, когда-нибудь встретимся и Бог даст обнимемся и скажем друг другу — «А помнишь…»

Мир тебе Олька, и спи спокойно, где бы ты ни была сейчас.